این شعر در سال 1942 پس از تجربه شاعر از تخلیه شهر تاشکند در زمان جنگ سروده شد و در مجموعه «نسیم جنگ» منتشر گردید. شعر از زبان خلق روس با ضمیر «ما» شروع می شود و در آن از آگاهی این خلق از ارزش این دفاع میهنی و اتفاقات جاری سخن به میان می آید. در برخی محافل تلاش می شود فرهنگ عقب مانده عدم تحمل به این شاعر کبیر نسبت داده شود و او را فردی متعصب و سرشار از بغض و کینه در برابر افرادی نشان دهند، که به پیروی از رهبران بی رحم خود جان عزیزان او را گرفتند. اما او در زمان جنگ با آن درجه بالا از درک و شناخت اجتماعی که در خور شخصیت والایش بود، در کنار هموطنانش ایستاد و به رادیوی شوروی رفت و در آنجا برای مدافعان از جان گذشته میهن اشعار پرشور و احساسش را خواند. دامان این شاعر بی بدیل که نامش در منتها درجه انسانیت می درخشد از هر گونه صفت ملوث پالوده است. قلب او عاری از نفرت و سرشار از عشق به میهن و زبان هم میهنانش بود. 

Недавно переехал в Энзели, так как я был принят в университет Азад в этом городе. «Азад» означает «свободный», прилагательное, которое было выбрано для описания неправительственных университетов в Иране. Такое заманчивое название! Но мне приходилось платить значительную сумму денег за обучение каждый семестр.

Университетский городок был прекрасен, как и сам город. По дороге в университет был парк, куда я каждый день ходил на пробежку по утрам. Мне было немного неприятно гулять по парку одному, но другого выхода не было, так как я был первокурсником и еще не подружился с другими.

По утрам в парке обычно было многолюдно, но я нашел место поближе к живой изгороди, вдали от чужих глаз, где даже птицы чувствовали себя более уютно. Хотя очень скоро я узнал, что кто-то другой открыл этот уголок рая до меня. Пожилая дама с жизнерадостной улыбкой, седыми волосами, выбившимися из-под хиджаба, и деревянной палкой. Она сидела на единственной скамейке в этом углу и смотрела на птиц, которые поедали семена, высыпавшие ею на землю.

Я подошел ближе и спросил ее, могу ли я присесть рядом с ней, чтобы перевести дух. Она повернулась ко мне и своими голубыми глазами разрешила мне. К моему удивлению, я не чувствовал смущения рядом с ней, что обычно было для меня нехарактерно. Такого спокойствия я вряд ли когда-либо испытывал. Почувствовал себя в ее тайном саду, который был скрыт от всех остальных людей в парке. Действительно не помню, сколько времени я просидел рядом с ней, казалось, что время остановилось. Наконец я встал и поблагодарил ее, но она просто молча смотрела на меня своими сияющими глазами. С того дня у меня вошло в обычай входить в ее рай и плыть по течению Нила в ее ярком саду.

Через несколько дней у меня появилось неприятное ощущение, что какие-то люди тайно наблюдают за мной, бормочут и насмехаются надо мной. Это начало мешать моему настоящему счастью в этом незнакомом городе. Однажды, войдя в парк, я неожиданно столкнулся с одним из своих новых одноклассников. Он странно посмотрел на меня, это было видно по его лицу. Потом сказал мне, что сегодня занятия отменены. Такое облегчение, потому что у нас был экзамен. Я поблагодарил его и протянул руки, чтобы попрощаться, но он спросил меня злым голосом: «К кому ты направляешься? К твоей невесте?» То, что он смеялся надо мной, в тот момент было для меня совершенно не важно. Я воспользовался случаем и спросил его, знаешь ли он ее. «Да, чертова извращенка Signora Maestra из нашего района».

«Извращенка? Но почему? Что она сделала?» «У нее была любовная связь (он употребил уничижительные слова, которые я истолковал по-человечески) с одним из ее учеников, и из-за этого ее исключили». Я просто смотрела на него, казалось, целую вечность, погрузившись в свои мысли. Как любовь может быть извращением?!

Она была там. Спокойная, как всегда. Я подошел к ней и сказал: Signora Maestra, можно мне сесть рядом с вами? Тишина. И я сел, на этот раз ближе к ней. Посмотрел на ее морщинистые руки. Сколько учеников вы обучили? Скольким из них вы нарисовали любовь? Скольким из них вы научили человечности? Я могу прочитать все ответы на твоем лице. Медленно положил свою руку на ее нежную ладонь. «Спасибо вам, дорогая Signora Maestra!»

Она посмотрела на меня и улыбнулась. И это было только начало.

.

.

منتشــر شده در: « نشریه Крыло » شماره 1 (Апрель 2023)

دانلــود PDF

22 صفحه - 2.7 مگابایت

Было воскресенье, и я рано приехал из моего города в Решт. Мне пришлось идти пешком от улицы Саади до своего рабочего места. На этой улице была старая церковь, а рядом с ней - старая школа под названием Марьям (Мария). Ахурданян. Они принадлежали армянам, которые когда-то в прошлом, до революции, счастливо жили в этом городе. Теперь она была заброшена, как и церковь, звук ее колокола больше никогда не будет услышан. Стены церкви были коричневыми, а стены школы - белыми, хотя сейчас они оба были бледными. Каждый раз, когда я проходил по этой улице, меня посещала мысль, возможно ли когда-нибудь войти в церковь и школу, чтобы увидеть их внутреннее убранство, обстановку, росписи и все их имущество.
В отличие от других людей, эти здания казались мне очаровательными. Я был загипнотизирован их святостью, пойманной в паутину забвения. Они напомнили мне о моих глубоких, неописуемых чувствах к Деве Марии. Тот, чье имя наполнило мое сердце спокойствием и благодарностью к Господу. И вот теперь я был перед ее благословенной школой воскресным утром раньше, чем предполагал, и кто-то в этом месте привлек мое внимание. Очень пожилая женщина, одетая в черное, с горбом на спине и бутылкой в руке. Она медленно обошла церковь и школу и облила их какой-то жидкостью. Это напомнило мне мусульманский ритуал на похоронах, когда они поливают голабом (розовой эссенцией) могилы своих любимых. И она делала то же самое, по-видимому, со своими ушедшими из жизни возлюбленными, моими возлюбленными.
Мое сердце забилось, как сердце воробья. Мои чувства вырывались из моего сердца. Кто она была? Что она там делала? Мои ноги больше не повиновались моему мозгу. Я решительно направлялся к ней.
«Да, молодой человек, это голаб, который я изливаю на эту школу, место, где родились мои воспоминания, монастырь, который хранит их нетронутыми навсегда. Я потерял всех своих любимых, и каждое воскресенье я прихожу сюда с этой бутылкой, чтобы утолить их жажду быть живыми. Я знаю, что ее дверь никогда больше не откроется, но дверь моего сердца будет открыта навсегда для таких брошенных людей, как я».
Пожилая женщина уходит, и запах голаба наполняет школу. Я прикасаюсь к ее стене, которая является святыней для меня, для всех тех, чья вера и любовь вечны.

.

.

منتشــر شده در: « نشریه Крыло » شماره 1 (Апрель 2023)

دانلــود PDF

22 صفحه - 2.7 مگابایت

До господства английского языка во всём мире советскому правительству удалось сделать русский язык лингва франка для всех рабочих, трудящихся и революционной интеллигенции мира и создать для них сильный стимул к его изучению. Во многих доминирующих странах этот язык считался вражеским языком и, поскольку судьба левых активистов была связана с тюрьмами, русский язык также вошёл в тюрьмы.

Среди политических заключённых мира, выучивших русский язык в тюрьме, можно упомянуть два примера: Манолиса Глезоса, писателя, левого активиста и символ антифашистского движения в Греции, и немца Хайнца Неймана, коммунистического активиста и редактора газеты «Красный флаг», который был арестован в 1922 году и заключён в тюрьму на 6 месяцев. Во время содержания под стражей они хорошо выучили русский язык, до такой степени, что были способны беспроблемно общаться со своими русскими товарищами без переводчика.

Иранские революционные рабочие и интеллектуалы не были исключением. Тенденция к изучению русского языка была настолько сильной, что продолжалась даже после того, как Реза-шах принял закон, запрещающий все формы социализма и коммунизма в 1931 году. Закон запрещал пропаганду и присоединение к сообществам более чем двух сторонников коммунизма и приговаривал правонарушителей к трём – десяти годам одиночного заключения.

До принятия закона около ста иранцев поступили в Коммунистический университет трудящихся Востока имени И. В. Сталина (КУТВ), чтобы изучать марксизм-ленинизм, а также изучать русский язык, который теперь считался вражеским языком.

В то время иранский режим считал этот университет школой шпионажа. Этот запрет спонтанно повлиял на русский язык и его изучение. В некоторых городах преследованиям подвергались даже простые люди, знакомые с русским языком. Джафар Пишевари, видный коммунистический активист, говорит в своей книге «Тюремные записки»: «Например, начальник полиции Хузестана сказал: "Нам приказали преследовать любого, кто говорит по-русски". Русские книги считались "вредными книгами"».

Бозорг Аляви упоминает воспоминание об этом в книге «53 человека»:

«...Когда их взгляд упал на мои книжные полки, они спросили: 

– На каком языке эти книги?

– Персидский, французский, английский, немецкий.

– На каком другом языке?

– Может быть, и на арабском тоже.

– А что ещё?

Они имели в виду, было ли это по-русски или нет. Если бы была книга на русском языке, количество моих преступлений немедленно удвоилось бы».

В той же книге он пишет: «...даже "История Российской империи" считалась вредной книгой».

Джафар Пишевари пишет об этом в «Тюремных записках»: «Кстати, из одной из моих книг вышла очень маленькая брошюра на персидском языке. Эта брошюра была одним из очень коротких произведений Толстого, и я не знаю, с какого языка перевёл его Сейед Абдул Рахим Халхали. Его название, насколько я помню, было "Делайте добро друг другу". Поскольку имя Толстого фигурировало в этой небольшой брошюре, оно вызвало подозрение полиции. Я засмеялся над этим. Это действительно вредная книга? Какой опасный заголовок "Делайте добро друг другу"?!..»

Аналогичную ситуацию можно наблюдать в Южной Корее при правлении антикоммунистического военного режима до 1987 года. Изучать русский язык в то время было нелегко; советские печатные книги были запрещены, и даже владельцы коллекции марок попали бы в беду, если бы проявили живой интерес к советским маркам.

Записи русской классической музыки также казались политически сомнительными. В Китае после «культурной революции» учителей русского языка тоже приговаривали к принудительным работам за знание вражеского языка. В Иране сторонники коммунизма из всех слоёв общества в тюрьмах Реза-шаха, а затем Мохаммеда Реза-шаха подвергались сильному давлению, но, поддерживая свой моральный дух, они никогда не забывали учиться.

«Тюрьма действительно была для нас как школа, – пишет Алави в «Тюремных ведомостях». – Там мы многому научились. Не только по социальным и политическим вопросам, но... Что ж, в таком случае лучше спросить, чему мы не научились? Я выучил русский язык в тюрьме, я также выучил английский...»

Большинство политических заключённых в то время имели высшее образование и могли организовывать серьёзные занятия. Ахад Горбани пишет в статье «Любитель жизни, очарованный свободой и страстью к красоте (в память об Абу Турабе Бакерзаде)»: «Тюремные дни проходили в дискуссиях, уроках, занятиях спортом, а ночи – в веселье и танцах. Общие занятия в тюрьме включали философию, экономику, историю искусств, историю труда, письменность, язык (английский, французский, турецкий и русский), живопись, садоводство, птицеводство и танцы (вальс, танго, азербайджанский, лезги и шалахо)».

Бакер Момени также упоминает в книге «В поисках опасности»: «Он учил меня русскому языку в тюрьме под названием Зерехи и нашёл студента немецкого языка в Гезель Кала». Абдулла Органи пишет в своих воспоминаниях об успехах Кианури, одного из лидеров Народной партии Ирана (Туде), в изучении русского языка: «Шесть месяцев спустя Кианури говорил по-русски так красноречиво, как будто он говорил на нём годами, в то время как другие всё ещё были новичками». Другим человеком, выучившим русский язык в тюрьме, был Парвиз Шахриари, который выучил его по учебнику в 1940-х годах в тюрьме Гезель Кала, а затем перевёл несколько научных книг с русского на персидский.

Несмотря на всё давление и пытки во время правления Реза-шаха, а затем Мохаммеда Реза-шаха, политические заключённые могли изучать язык, и в некоторых случаях им предоставлялись книги. Поэтому присутствие русского языка в тюрьмах всё ещё ощущалось. Но, согласно воспоминаниям политических заключённых, в режиме Исламской Республики книги в тюрьмах ограничивались религиозными книгами. Даже сегодня, когда политический климат в тюрьмах изменился, заключённым доступны только религиозные книги и исламизированные английские учебники.

Джахангир, глава организации тюрем страны, рассказал Клубу журналистов об изучении языка в тюрьме: «Около тысячи заключённых в тюрьмах страны заучивают Коран на арабском и английском языках, и прохождение этих курсов снижает их наказание. Поэтому мотивация большинства заключённых изучать язык в тюрьмах Исламской Республики заключается в том, чтобы добиться смягчения наказания, а не в достижении идеальной цели. Таким образом, можно сказать, что вероятность внедрения русского языка в иранские тюрьмы неисламизированным способом очень мала, по крайней мере, на данный момент».

.

.

منتشــر شده در: « نشریه Крыло » شماره 1 (Апрель 2023)

دانلــود PDF

22 صفحه - 2.7 مگابایت

Некоторые правительства в прошлом вели себя, а некоторые до сих пор ведут себя как убежище для преступников. Но для особых типов преступников; для тех, кто их отстаивает. В эти мрачные дни некоторые иранские группировки за пределами страны и их поклонники внутри Ирана изо всех сил пытаются отбелить черное лицо тоталитарного режима печально известного и грозного диктатора Реза-шаха. С помощью проимпериалистических средств массовой информации они даже отрицают убийство тысяч невинных интеллигентов, мыслителей, политиков, активистов, студентов... Реза-шахом и его лицемерным сыном. Династия Пехлеви нажился на большом количестве профессиональных преступников, которые никогда не упускали возможности служить им всем сердцем.

В ходе демонстрации против нынешнего иранского режима молодая женщина сфотографировала себя и своего отца, что вызвало множество откликов. Но кто был ее отцом? Парвиз Сабети, безжалостный глава «САВАКА», министерство государственной безопасности Ирана времён правления шаха Мохаммеда Реза Пехлеви (1957—1979), истеричный палач политических заключенных. Ее дочь окончила университет в США, где считается страной, уважающей права человека, но, похоже, ни законы, ни учения школ и университета не оказали на нее никакого влияния. Она была окружена слепыми приверженцами режима Пехлеви. Была воспитана для того, чтобы служить тиранам и не испытывала ни стыда, ни угрызений совести.

Я помню, когда я ходила в школу, транслировался телесериал, название которого я не помню, но он был о дочери Теймурташа, которая помогла Реза Шаху свергнуть Каджаридов и прийти к власти. После многих лет служения Пехлеви, подавляя людей, особенно этнические меньшинства, Реза Шах заподозрил его и заключил его в тюрьму. Он был таинственно убит в тюрьме. После того, как Реза Шах был свергнут британским правительством, его дочь подала в суд на убийц своего отца. Все были под подозрением, особенно один мужчина, который был известен как доктор Ахмади, врач королевского двора. Дочь Теймурташа наняла адвоката, который собрал множество документов, доказывающих его вину. Имя доктора Ахмади было пугающим среди заключенных. Они знали, что того, кого он навестит, больше не будет в живых. Он делал смертельную инъекцию своим жертвам или душил их подушкой, пока они были в полубессознательном состоянии. Дочь Теймурташа выиграла дело, и суд приговорил доктора Ахмади к смертной казни. Тем не менее, имя доктора Ахмади по-прежнему ассоциируется с ужасом. 
Я поискал в Интернете, существовал ли такой персонаж в российской истории, и наткнулся на имя Максима Петрова, известного как Доктор Смерть, который убивал своих пациентов, делая им смертельные инъекции. Не знаю, сколько людей в России помнят его, но в Иране имя доктора Ахмади запечатлелось в сознании многих людей как наследие кровавого режима Пехлеви. Я уверен, что эти демонстранты и дочь палача САВАКа не забыли его имени. Единственное, что они забыли, - это то, что иранцы не забыли любимых сыновей и дочерей своей родины, отдавших свои жизни за свободу, справедливость и равенство.

.

.

منتشــر شده در: « نشریه Крыло » شماره 1 (Апрель 2023)

دانلــود PDF

22 صفحه - 2.7 مگابایت